пятница, 26 мая 2017 г.

БЕЛЫЙ ГОРОД ВАСИЛИЯ КОМАРОВА

У известного белорусского художника тридцать лет длится роман с Могилевом
Если б я писала автопортрет, скорее всего обнаружила себя на полотне кошкой. Британкой. Вживила бы себя в нее! Потому как — любовь… И внешне мы похожи. 
Могилевский художник Василь Комаров давно «вживил» в себя город. Или, наоборот, город «вживил» его в себя. У него с ним ведь тоже любовь! И еще какая! 
Поэтому автопортрет «Базыля Камарова» (белорусский язык — еще одна давняя любовь Василия Васильевича) прост и душевен: идет босиком по травке счастливый бородач. Куда идет — неважно. Главное, что за плечом — город, в который он влюблен. Под мышкой — зеркало, в котором тот же самый город, только много лет назад — в таинственной дымке столетий.

«Белый город», как назвал он его десять лет назад в одном из своих полотен.

— Василий Васильевич, народ вон «парижи» вырисовывает в струнах дождя, «Амстердамы» с велосипедами и лодками запечатлевает, наконец, портреты  богатеев за бешеные деньжищи продает. А вы пишете Могилев. Да не просто так — в деталях! Да не нынешний — вон он, тут же за углом, удобно. А старый, который давным-давно смело с лица земли. Да еще какой точный —  не то что каждое здание, практически каждая плашка ровнехонько на своем месте.  С чего вдруг начался такой бурный роман именно с Могилевом?

— Так не бывает, чтобы проснулся утром и: «О, сейчас буду писать Могилев!» Помню, однажды заглянул на выставку в городе, а там — вологодские виды, северное сияние, улочки Вязьмы… А Могилева — и нет нигде! Хотя я знаю, что работать сюда художники откуда только не приезжали. Посылались телеграммы: «Срочно вылетай, лен цветет!» Почтовики даже принимать их не хотели — боялись, уж не шифровка ли? А нужно любить край, в котором родился, а не только ругать его.
Что касается истории, то судьба свела меня с интереснейшими историками и знатоками искусства Чернявским, Ткачевым, Николаем Николаевым. Я находил какие-то старые рисунки, фотоснимки Могилева, потом ходил по улицам, сравнивал — и обнаруживал, что этого здания нет, и этого уже нет, и то снесли… Зачем? Почему?! Счастлив, что, и моими стараниями в том числе, сегодня на площади над Днепром стоит ратуша.

— Много раз слышала от старожилов, что дореволюционный Могилев называли вторым Киевом.
— А я слышал другое — второй Вильно. В семнадцатом веке, когда городу вернули отобранный русскими войсками герб и дали привилегии,  уравнявшие Могилев с Вильно, он стал расцветать.
— Судите по старинным гравюрам?
— Увы, их крайне мало! Есть, например, гравюры, выполненные немецким художником. Но вопрос: насколько они соответствуют действительности?! В костеле Святого Станислава сохранилась фреска 1765—1767 годов — буквально карта, по которой можно  увидеть, каким именно Могилев был в те времена. А для меня это и есть самое важное. Ведь я занимаюсь реконструкцией — по планам, фрагментарно восстанавливаю тот город, который был когда-то, и тут важна каждая деталь. Есть, например, снимки Успенской церкви, которую взорвали в 1957 году. Так вот, купол храма был выложен не  из железа, не из так называемой «дранки», а из «кафли»!
— Вы не отсюда ли, не из Могилева, родом? Так любить этот город…
— Живу здесь почти тридцать лет. Хотя корни мои, да, отсюда. Прадеда репрессировали из Могилева, я нашел его в «Книге Памяти». Даже его самого немного помню: такой представительный, с бородой. Он работал на бисквитной фабрике на Дубровенке. И прабабушка тоже. А я родился в Могилевском районе, а потом вернулся сюда.

— Василий Васильевич, я хоть и не коренная могилевчанка, но мне бывает обидно  за город, в котором живу. Он, скажем так, не очень…выразительный, что ли. Вот и мои музейные знакомые говорят: рассказывать о могилевской истории можно сутки, а показать почти-то и нечего.
— Ну что там говорить: какая война прошла по Беларуси! И не только война. Возьмите любой сохранившийся храм. Он сохранился только потому, что понадобился когда-то как амбар или склад. В костеле был госархив. В планах на 1938 год (как раз в те годы Могилев хотели сделать столицей Беларуси) Никольской церкви не существовало — прямо по ее территории проходила широкая дорога. Дорога могла пройти и поодаль, но ее  спроектировали именно так, чтобы снести храм. После войны многое решали пришлые чиновники, которым не было дела до истории города — временщики: сначала здесь, потом в Уфе или в Пензе, какая разница!

От людей у власти вообще зависит очень многое. Я знаком с архитекторами, которые планировали снести «Шанхай»  — кусочек прежнего города на Первомайской.  Старые дома «Шанхая» называли «клоповником» и хотели за их счет расширить улицу по линии всем известной «Китайской стены», чтобы получился широкий проспект. Я не против широких красивых проспектов, но их можно проводить в других местах города. Здесь же живет история, которую можно потрогать своими руками. Такой почти не осталось! Так почему не сохранить кусок старого города?
— Вас восхищают строители прошлых веков?
— Мне приятно, например, что существует такое понятие как могилевское барокко. В этом стиле была создана Никольская церковь, в этом стиле строилась Петропавловская крепость, Покровская, которую сейчас пытаются реконструировать. Правда, она будет восстановлена такой, какой была в девятнадцатом веке. А жаль, лучше была бы барочная.
— Да, вы все-таки романтик, Василий Васильевич!
— А я и не отказываюсь. Мне нравится создавать романтизированный образ нашего города.

Беседовала
Ирина Торпачева.


Facebook комментарии